Потомок удельных князей, "Рюриковичей", Петр Андреевич Вяземский (1792-1878) унаследовал от отца не только древнее имя и внушительное состояние, но и особый интерес к европейской культуре. Объездивший всю Европу и женившийся на ирландке, князь Андрей Иванович принадлежал к числу наиболее образованных представителей родовой аристократии. Он следил за современной наукой и литературой, был поклонником энциклопедистов, собрал большую библиотеку в своей подмосковной усадьбе Остафьеве.
Друзья отца и посетители его салона сыграли большую роль как в умственном развитии П. А. Вяземского, так и в его писательской деятельности. Он наблюдал характернейших представителей екатерининского и павловского царствования, знакомился с их идеями, вкусами, подмечал особенности их языка. Их рассказы, анекдоты, острые словечки он заносил в свои записные книжки и использовал позднее в статьях и очерках.
В отцовском же салоне Вяземский сблизился с представителями разных литературных направлений рубежа XVIII-XIX вв. (Нелединский-Мелецкий, И. И. Дмитриев, Карамзин, В. Л. Пушкин, Жуковский). Общение с ними поддерживало его исключительный интерес к литературе и укрепляло в намерении стать писателем. Особенно значительной была роль Н. М. Карамзина, женатого на старшей сестре Вяземского. Его-то руководству Вяземский-отец, умерший в 1807 г., и поручил сына.
Состоя номинально на службе в Межевой канцелярии, Вяземский вел рассеянный образ жизни богатого светского юноши и скоро расстроил свое состояние большими карточными проигрышами. Но в те же годы (1808-1811) у него завязались крепкие дружеские связи со многими выдающимися его современниками: Жуковским, Батюшковым, братьями Тургеневыми, Блудовым, Севериным и др.
Девятнадцати лет Вяземский женился на княжне Вере Федоровне Гагариной, которая была на два года старше его. Ее мать, урожденная Трубецкая, была замужем вторым браком за П. А. Кологривовым, владельцем большого имения Мещерское Саратовской губернии, куда впоследствии Вяземский и его семья часто ездили.
С 1812 г. кончилась пора беззаботной молодости Вяземского. Он участвовал в Бородинском сражении, после которого уехал в Вологду, где находилась его жена и где родился его первый сын, вскоре умерший. Вернувшись в Москву и возобновив свои дружеские и литературные связи, Вяземский с особым пылом отдался борьбе против консервативной "Беседы любителей русского слова" в защиту творчества Карамзина, Жуковского и их последователей. Выступая под именем Асмодея, Вяземский стал одним из наиболее рьяных и плодовитых членов "Арзамаса", объединившего в 1815 г. наиболее талантливых и передовых писателей. Его не удовлетворяла исключительно литературная роль этого общества, и он надеялся придать ему политическое направление.
во всех слоях русского общества. Осмыслению этих наблюдений много способствует его общение с М. Ф. Орловым и Н. И. Тургеневым.
Осенью 1817 г. стараниями друзей Вяземский был определен на службу в Варшаву к императорскому комиссару Н. Н. Новосильцеву. Легенды о положительной, либеральной роли Новосильцева в первые годы царствования Александра недолго держали Вяземского в заблуждении. Он скоро разочаровался в своем начальстве и стал тяготиться зависимостью от этого влиятельного, но ничтожного карьериста.
Вяземский приехал в Варшаву в феврале 1818 г., а 3 марта туда прибыл Александр I, выступивший на заседании польского сейма с либеральной речью, в которой он обещал дать конституцию России. Вяземский участвовал в переводе на русский язык речи Александра, а также подготовленного тогда в Варшаве проекта конституции для России. Эта работа, общение с польской оппозицией, чтение французских либеральных журналов, интерес к дебатам во французском парламенте (особенно к выступлениям Бенжамена Констана), особое внимание к конгрессам Священного союза и роли Александра заостряли критическое отношение Вяземского к русскому самодержавию, его деспотизму внутри страны и его жандармской политике по отношению к революционным движениям за ее рубежом. Обличение политического бесправия, придворного лакейства и подлости, продажности бюрократии, жестокости военщины, грубого невежества и произвола крепостников стало обычным предметом откровенных устных и письменных бесед Вяземского с друзьями и проникло в его творчество ("Петербург", "Негодование" и др.)" Во время приездов из Варшавы в Москву и Петербург в 1819 и 1820 гг. Вяземский общался с будущими декабристами, принимал участие в составлении записки о проекте освобождения крестьян, поданной Александру I.
Позиция, занятая Вяземским, стала известна великому князю Константину в Варшаве, ж о подал царю прошение о сложении с него звания камер-юнкера и поселился в Москве. За ним был учрежден тайный полицейский надзор.
В 1822-1829 гг. Вяземский был "в опале", жил в Москве и в Остафьеве, много ездил по России (Кострома, Нижний, Пенза, Ревель), деятельно занимался литературной работой, воевал с цензурой, с реакционной прессой, делал попытки печататься во Франции в "Revue Encyclopedique", мечтал о поездке за границу. В 1825-1827 гг. активно сотрудничал в "Московском телеграфе".
Известие о декабрьском восстании, в котором приняли участие многие его друзья и знакомые, потрясло Вяземского. Еще более тяжело пережил он в 1826 г. суд и расправу над декабристами. Это породило ненависть к новому царю и его окружению, которая продолжала в нем жить до конца царствования Николая I, глубоко затаенная, но иногда прорывавшаяся на страницах его записных книжек.
В 1828 г. став жертвой тайных доносов, чернивших его имя, Вяземский представил в 1829 г. Николаю I записку автобиографического характера ("Исповедь") с целью опровергнуть клевету и вновь поступить на службу. Последнее было необходимо и по материальным соображениям, и для защиты от гнусных выпадов и доносов его литературных врагов. В 1830 г. Вяземский по приказанию царя был принят на службу по министерству финансов, хотя сам он хотел бы служить по министерству просвещения или юстиции. Двадцать лет прослужил Вяземский по чуждому ему ведомству, признаваясь в полной неспособности и отсутствии интереса к предмету своей работы.
Служба потребовала переезда Вяземского и его семьи в Петербург. Здесь продолжалась его дружба с Пушкиным, Жуковским и другими писателями, но сам Вяземский стал меньше заниматься литературной деятельностью.
В 1838-1839 гг. сбылась его давняя мечта познакомиться с Европой. Во время длительного пребывания в Германии, Франции и Англии он встречался с крупнейшими европейскими писателями и политическими деятелями, наблюдал быт английской аристократии, парижские салоны ж уличную жизнь. Но в эти годы Вяземский уже не был тем поклонником Европы и особенно Франции, каким он зарекомендовал себя в молодости. Впечатления и отзывы в записных книжках о заграничном путешествии имеют критический, а иногда и сатирический характер. Спустя десять лет революционные события 1848 г. вызвали со стороны Вяземского резкое осуждение и стремление противопоставить мятежной Европе непоколебимые, как казалось, устои "святой Руси". О том, что Вяземский не был до конца искренен, становясь официально в ряды защитников николаевской империи, говорят некоторые признания в его записных книжках. Однако в то же время он был совершенно чужд передовому отряду русского общества, пришедшему на смену поколению декабристов. Вяземский недружелюбно встретил разночинную молодежь, все шире и заметнее проявлявшую себя в литературе и журналистике, и совсем враждебно отнесся к представителям революционной демократии.
Вторая половина его жизни отмечена не только резким осуждением передовых революционных сил России, но и презрительно-насмешливым отношением к другим общественным группам: и к либералам западной ориентации, и к славянофилам, и к идеологам крайней реакции, подобным Каткову. Товарищ министра народного просвещения, сенатор, член Государственного совета, обер-шенк двора - Вяземский доживал свой век, ощущая глубокий разлад с современностью. Он проводил многие годы за границей, скитаясь по Европе. Тяжелая нервная болезнь иногда принуждала его к длительному лечению в санаториях и на курортах.
Утешением оставались воспоминания о минувшем. В них он черпал материалы для своей поэзии и прозы, так как до последних лет жизни не покидал занятия литературой. Старые записные книжки, куда он в течение многих десятилетий вносил наблюдения и мысли, помогали ему восстановить в памяти прошлое. Тем охотнее занимался он в старости обработкой своих прежних записей и подготовкой их к печати.