• Приглашаем посетить наш сайт
    Дружинин (druzhinin.lit-info.ru)
  • К друзьям ("Гонители моей невинной лени...")

    К ДРУЗЬЯМ



    Гонители моей невинной лени,
    Ко мне и льстивые, и строгие друзья!
    Благодарю за похвалы и пени, —
    Но не ленив, а осторожен я!

    Пускай, довольствуясь быть знаем в круге малом,
    Я ни одним еще не завладел журналом,
    И, пальцем на меня указывая, свет
    Не говорит: вот записной поэт!
    Но признаюсь, хотя и лестно, а робею:
    Легко, не согласясь с способностью моею,
    Обогатить, друзья, себе и вам назло
    Писателей дурных богатое число.
    Немало видим мы в поэтах жертв несчастных
    Успеха первого и первой похвалы;
    Для них день ясный был предтечей дней ненастных,
    И ветр, сорвав с брегов, их бросил на скалы.
    Притом, хотя они бессмертного рожденья,
    Но музы — женщины, не нужны объясненья!
    Смешон, кто с первых ласк им ввериться готов;
    Как часто вас они коварно задирают,
    Когда вы их не ищете даров!

    Когда вы, соблазнясь притворной лаской их,
    Владычиц видите в них и богинь своих!
    Смотрите — не искать тому примеров дальних!
    Мы здесь окружены толпой
    Обманутых любовников печальных!
    Не знавшись с музами, они б цвели душой,
    И в неге тишины целебной
    По слуху знали бы и хлопоты и труд!
    Но первый их экспромт разрушил мир волшебный,
    И рифмы-коршуны, в них впившись, их грызут.
    Быть может, удалось крылатым вдохновеньем
    И мне подчас склонять на робкий глас певца
    Красавиц, внемлющих мне с тайным умиленьем,
    Иль, на беду его, счастливым выраженьем
    Со смехом сочетать прозвание глупца.
    И смерть пускай его предаст забвенья злобе,
    Мой деятельный стих его и в дальнем гробе
    Преследует, найдет, потомству воскресит
    И внуков памятью о деде рассмешит!
    Иль, смелою рукой младую лиру строя,
    Быть может, с похвалой воспел царя-героя!
    И, скромность в сторону, шепну на всякий страх —

    Сказал о нем, чем сонм лже-Пиндаров надутых

    В громадах пресловутых
    Их од торжественных, где торжествует вздор!
    И мать счастливая увенчанного сына
    (Награда лестная! завидная судьбина!)
    Приветливый на них остановила взор.
    Я праведно бы мог гордиться в упоенье;
    Но, строгий для других, иль буду к одному
    Я снисходителен себе, на смех уму?
    Нет, нет! опасное отвергнув обольщенье,
    Удачу не сочту за несомненный дар;
    И Рубан при одном стихе вошел в храм славы!
    И в наши, может, дни (чем не шутил лукавый?)
    Порядочным стихом промолвится Гашпар.
    О, дайте мне, друзья, под безмятежной сенью,
    Куда укрылся я от шума и от гроз,
    На ложе сладостном из маков и из роз,
    Разостланном счастливой ленью,
    Понежиться еще в безвестности своей!
    Успехов просит ум, а сердце счастья просит!
    И самолюбия нож острый часто косит
    Весенние цветы младых и красных дней.

    Блаженным Скюдери не буду подражать!
    Чтоб более меня читали,
    Я стану менее писать!

    1814 или 1815


    Примечания

    К друзьям («Гонители моей невинной лени...») (стр. 66). Впервые — «Российский музеум», 1815, № 2, стр. 132. Стихотворение написано не ранее мая 1814 г., так как Вяземский упоминает в нем о своей «Надписи к бюсту императора Александра I». Это четверостишие было сочинено к празднеству, устроенному в Москве 19 мая 1814 г. по случаю взятия Парижа и опубликовано в том же году в посвященной этому празднеству брошюре. Вместе с тем настоящее послание, напечатанное в февральском номере журнала, не могло быть написано позднее самого начала 1815 г. Это стихотворение, являющееся своего рода декларацией литературного дилетантизма, обращено к Жуковскому и Батюшкову, призывавшим Вяземского к более систематическому литературному труду. На это произведение Жуковский откликнулся посланием «К Вяземскому (Ответ на его послание к друзьям)», напечатанным в следующем (третьем) номере «Российского музеума». Жуковский в своем послании говорит о величии поэтического призвания и характеризует Вяземского как истинного поэта; начинается оно стихами:


    Ты, Вяземский, хитрец, хотя ты и поэт!
    Проблему, что в тебе ни крошки дара нет,
    Ты вздумал доказать посланьем,
    В котором, на беду, стих каждый заклеймен
    Высоким дарованьем!

    Быть может, с похвалой воспел царя-героя и т. д. Вяземский имеет в виду упомянутое выше четверостишие: «Муж твердый в бедствиях и скромный победитель. Какой венец ему? Какой алтарь? Вселенная! Пади пред ним, он твой спаситель; Россия! Им гордись: он сын твой, он твой царь!»

    Пиндар

    И мать счастливая увенчанного сына и т. д. — мать Александра I, императрица Мария Федоровна, которая с одобрением отозвалась о «Надписи» Вяземского.

    И Рубан при одном стихе вошел в храм славы. Рубан, Василий Григорьевич (1742—1795) — плодовитый писатель и переводчик; известен был современникам главным образом своими рукописными «подносными» одами, в которых он выпрашивал подачки у «знатных особ». Под стихом, с которым Рубан «вошел в храм славы», Вяземский явно подразумевает рубановскую «Надпись к камню, назначенному для подножия статуи Петра Великого», начинавшуюся строкой: «Колосс Родосский! свой смири прегордый вид».

    — герой ирои-комической поэмы А. Шаховского «Расхищенные шубы». Арзамасцы прозвали Гашпаром самого Шаховского.

    — Жорж Скюдери (1601—1667), автор многочисленных и посредственных пьес в духе раннего французского классицизма, и его сестра Мадлена Скюдери (1607—1701), чьи многотомные, в жеманной манере написанные романы пользовались успехом у современников, но впоследствии вызывали ироническое отношение.

    Раздел сайта: