Поиск по творчеству и критике
Cлово "1982"
Входимость: 3. Размер: 110кб.
Входимость: 3. Размер: 134кб.
Входимость: 2. Размер: 7кб.
Входимость: 2. Размер: 34кб.
Входимость: 2. Размер: 25кб.
Входимость: 2. Размер: 45кб.
Входимость: 2. Размер: 119кб.
Входимость: 2. Размер: 29кб.
Входимость: 2. Размер: 26кб.
Входимость: 2. Размер: 90кб.
Входимость: 2. Размер: 26кб.
Входимость: 2. Размер: 19кб.
Входимость: 2. Размер: 23кб.
Входимость: 2. Размер: 34кб.
Входимость: 2. Размер: 21кб.
Входимость: 2. Размер: 16кб.
Входимость: 2. Размер: 71кб.
Входимость: 2. Размер: 15кб.
Входимость: 2. Размер: 76кб.
Входимость: 2. Размер: 13кб.
Входимость: 2. Размер: 80кб.
Входимость: 2. Размер: 11кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Входимость: 1. Размер: 42кб.
Входимость: 1. Размер: 55кб.
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Входимость: 1. Размер: 17кб.
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Входимость: 1. Размер: 32кб.
Входимость: 1. Размер: 18кб.
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Входимость: 1. Размер: 34кб.
Входимость: 1. Размер: 36кб.
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Входимость: 1. Размер: 49кб.
Входимость: 1. Размер: 44кб.
Входимость: 1. Размер: 18кб.
Входимость: 1. Размер: 76кб.
Входимость: 1. Размер: 48кб.
Входимость: 1. Размер: 70кб.
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Входимость: 1. Размер: 54кб.
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Входимость: 1. Размер: 66кб.
Входимость: 1. Размер: 45кб.
Входимость: 1. Размер: 45кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 3. Размер: 110кб.
Часть текста: 1870-х, прошел долгий и сложный путь, в высшей степени характерный для его социальной группы. Петр Андреевич Вяземский родился в 1792 году в Москве. Потомок удельных князей, он принадлежал к старинной феодальной знати, оскудевшей по мере укрепления самодержавно-бюрократического режима. О своем отце, князе Андрее Ивановиче, Вяземский писал в 1865 году: "...20-ти лет с небольшим был он уже полковником и командовал полком. Не знаю, чему приписать такое скорое повышение, но верно уже - не искательству, чему служит доказательством, что, находясь под начальством князя Потемкина в турецкую войну, был он с ним в неблагоприятных сношениях: слыхал я, что князь находил молодого человека чересчур независимым и гордым". {Вяземский П. А. Допотопная или допожарная Москва // Полн. собр. соч. Спб., 1882. Т. 7. С. 90. В дальнейшем ссылки на это изд. (Спб., 1878-1896. Т. 1-12) даются сокращенно - с указанием тома и страницы. Ссылками на т. 8 сопровождаются цитаты из "Старой записной книжки". Об А. И. Вяземском см.: Нечаева В. Отец и сын. Юношеские годы П. А. Вяземского: По неизданным материалам Остафьевского архива // "Голос минувшего". 1923.} А ведь Потемкин был жалованный князь из мелких дворян. Выслужившиеся фавориты, "случайные люди", пришлые бюрократы из прибалтийских баронов, лишенные местных интересов и вековых претензий русского барства, - ко всему этому оплоту полицейского государства у Вяземского вражда была в крови. Аристократическая фронда, обессиленная сознанием дворянской зависимости от абсолютизма, - вот...
Входимость: 3. Размер: 134кб.
Часть текста: принадлежности писателя не вредят здравому рассудку, твердости в правилах, чистоте совести, быстроте и точности соображений и горячему усердию к пользе общественной, требуемым от государственного человека. Невежественная спесь не догадывается, что буде ее приговор окажется справедливым, то строгость его падет не на поэзию, и что предосудительным и невыгодным может он быть только для тех, коих думает она величать сим отчуждением от непосредственных даров природы и от достоинств неотъемлемых и независимых. Легко постигнуть, отчего успехи на поприще службы государственной могут противиться постоянным занятиям литературным и охолодить сердце к мирным наслаждениям труда бескорыстного; но нет причины благоразумной, по коей заслуги литературные должны быть препятствием развитию государственных способностей (не говорю успехов) в поэте, коего честолюбие вызывает из темной сени уединения на блестящую чреду действующего гражданина. Не имея нужды искать примеров у народов, давно опередивших нас в просвещении и образованности, мы можем выставить на уличение клеветы и невежества имена Кантемира, Державина, М. Н. Муравьева, Нелединского и несколько других, которые являются в одно время и с честью на стезе государственной жизни и со славою при алтаре муз. Нет сомнения, что царствование Екатерины II ...
Входимость: 2. Размер: 7кб.
Часть текста: долг усопшему брату. Жизнь в тысячах видов своих скользит мимо нас, часто не возбуждая ни сочувствия, ни внимания нашего. Различие возрастов, общественных положений, нравов, понятий, склонностей разъединяет братское общество ближних; оно воздвигает между ними необоримые ограды. Одна смерть, поражая человека, нам и чуждого, отзывается трепетом и сочувствием во глубине души нашей, напоминает нам, что каждый человек есть наш ближний. Тем более эта повестка смерти, эти простые слова, всегда однообразные в выражении своем, имеют разительную силу и всемогущее красноречие, когда неожиданно застают они вас среди забот, страстей или развлечений жизни, когда объявляют вам, что вы, что все общество лишились человека, которого имя было известно и знаменито, которого труды, заслуги или самые наслаждения были достоянием и славою отечества. Таким глубоким чувством были поражены жители столицы, когда узнали о неожиданной кончине И. А. Крылова. Многие даже из знакомых, из приятелей его ничего не знали о кратковременной болезни его, и весть о ней дошла до них вместе с вестью о кончине его. Уже давно Крылов редко посещал общество и вел довольно уединенную жизнь. Лета его и лень... Самое время года и прекращение сообщений между Петербургом и Васильевским островом, где он жил уже несколько лет, способствовали к тому, чтобы не приготовить многих к утрате, которая внезапно поразила нас. Во всякое другое время весть о болезни его была бы городскою, общею вестью: сотни, тысячи людей приходили бы в дом больного наведываться о здоровье его, многие из коротко знакомых, из приятелей его поспешили бы участием своим, изъявлением живейшего сочувствия доказать ему, сколь жизнь его для них была близка и драгоценна,...
Входимость: 2. Размер: 34кб.
Часть текста: Нелединский-Мелецкий Вяземский П. А. Сочинения: В 2-х т. - М.: Худож. лит., 1982. - Т. 2. Литературно-критические статьи. Сост., подг. текста и коммент. М. И. Гиллельсона. 1982. I Воспоминания мои о Ю. А. Нелединском сливаются во мне с первыми воспоминаниями жизни моей. Он был одним из ближайших друзей отца моего. Мне было тогда, может быть, лет десять или одиннадцать. Однажды вошел я неожиданно в кабинет отца моего, который разговаривал с Нелединским. Вероятно, разговор их был на этот раз мало назидательный и такого содержания, что отец мой не желал, чтобы я мог его подслушать; по крайней мере, таковым представилось мне опасенье его, когда после, в летах уже более смышленых, возобновились в памяти моей слова, им тогда мне сказанные: "Послушай, Петруха, - сказал он мне, - если уже тебе суждено быть повесой, то будь и им, как Нелединский. Я знаю проказы его, но если при смерти моей нужно было бы мне поверить кому-нибудь сестру твою, то я охотно и с полным убежденьем ему бы вверил ее". Отец мой был человек великого ума и благороднейших правил. Итого грустное право говорить о нем с искренностию, как о человеке постороннем. В моих словах нет ни сыновнего самохвальства, ни сыновнего пристрастия. Я лишился его в таком возрасте, в котором почти не имел возможное и вполне оценить его. Сужденье мое о нем есть отголосок дошедшего до меня преданья и заимствовано из суждений многих людей замечательных и почтенных, коротко знавших отца моего и с которыми позднее случилось мне сближаться в жизни. Поэтому и мнение его о Нелединском, мнение, сказанное, так сказать, мимоходом, запечатлено глубоким убежденьем и кидает яркий свет на нравственные качества припоминаемого мною лица, и поэтому показалось мне характеристикою замечательною и достойною сохранения. Нелединский и отец мой сблизились в молодости. Тогда, вероятно,...
Входимость: 2. Размер: 25кб.
Часть текста: к нравам нашим и к историческим преданиям,- все это в наше время почти без цены. Творения Сумарокова более упоминаются или поминаются, чем читаются ныне. Везде, где он был только автор и поэт, он едва ли пережил себя, за весьма немногими исключениями; но там, где отделяется личность его, он везде еще свеж и ярок, потому что он горячо и откровенно передавал свою раздражительность, когда обстоятельства приводили ее в игру. Поэтому как полемик Сумароков еще жив, хотя предметы его полемики уже и не возбуждают соучастия нашего. Сумароков, вероятно, почитал себя русским Вольтером и по примеру образца своего покушался омногосложить свое дарование. Но если он обманулся в расчетах авторского тщеславия, то не менее того имел он нечто вольтеровское, а именно его раздражительность, несколько его сатирической горячности, которые нимало не назидательны, но часто забавны и увлекательны. Тяжба между им и Ломоносовым давно решена, и, за исключением нескольких остроумных замечаний [со стороны Сумарокова] об языке нашем, нечему научиться из фактов сей забытой тяжбы; но все еще любопытно читать их, потому что личность Сумарокова в них сказывается. То же можно сказать и о войне его с Тредьяковским, прибавив, что здесь тяжба решена забвением, насильственною мировою сделкою, скрепленною потомством, которое отказалось от Сумарокова и от Тредьяковского; но апелляции существуют. Особливо же забавны памфлеты его против подьячих; хотя они также уже чужды нам по содержанию своему, но драгоценны и ныне по истине и силе чувства и по патриотизму, их одушевляющим....
Входимость: 2. Размер: 45кб.
Часть текста: в явлениях, подходящих под статью обыкновенных, ежедневных происшествий. Эти явления скользят по вниманию читающей публики, не прорезывая глубоких следов в общественном мнении. Разве только а чресполосном владении журналистов возникают по сему случаю тяжбы, обращающие на себя, и то мельком, взоры одних литературных присяжных, или экспертов; впрочем, и в таком случае также трудно сквозь шум, крики и брань понятых вникнуть, о чем идет дело, и удостовериться, есть ли действительно дело в споре. Часто съедутся, шумят и чем же кончат? поднимут мертвое тело... Высшая же власть, заведывающая подобными делами, то есть образованная публика, принимает все это просто к сведению без лицеприятия, и тем свободнее, что все это - дело для нее постороннее. Редко случается писателям нашим задеть публику за живое, касаясь предметов, близких к ней. Многие из писателей наших живут слишком вне общества; они чужды общежитейским отношениям, понятиям, мнениям, нравственности высшего круга читателей, то есть образованнейшего; между тем не довольно положительны, добросовестны, чтобы действовать с пользою на классы читателей, нуждающихся в пище простой, но сытой и здоровой. Они какой-то междоумок в обществе: они пишут для людей, которые их не читают, или не имеют нужды их читать, и, следовательно, читают равнодушно и рассеянно, и читаются теми, которые не могут судить их. Тем более литературное произведение, выходящее из круга этих частных и безжизненных явлений, потрясающее оба противоположные края читателей, рождает у нас деятельность необыкновенную. Каждый спешит дать голос свой, и неминуемым следствием того бывает разногласие в мнениях. Драматическое произведение, а в особенности комедия народная, или отечественная, принадлежит к сему разряду явлений, которые должны преимущественно обратить на себя общее внимание. О комедии каждый вправе судить; голоса о ней собираются не в тишине...
Входимость: 2. Размер: 119кб.
Часть текста: заметить, что предлагаемое ныне собрание сочинений моих предпринято не по моему почину и, так сказать, от меня заочно. Благоприятели предложили, а я согласился. Как и почему согласился я, читателям и публике знать в подробности не нужно. Это - дело домашнее. Впрочем, не один раз друзья мои убеждали меня собрать и издать себя. Кажется, и посторонние лица, и даже литературные недоброжелатели мои удивлялись, с примесью некоторого сожаления, что нет меня на книжном рынке. Дело в том: в старое время, то есть когда был я молод, было мне просто не до того. Жизнь сама по себе выходила скоропечатными листками. Типография была тут в стороне, была ни при чем. Вообще я себя расточал, а оглядываться и собирать себя не думал. Далее, когда деятельность литературы нашей начала сходить с пути, по которому я следовал, и приняла иное направление, на вызов издать написанное мною и разбросанное по журналам отвечал я: "Теперь поздно и рано". Поздно - потому, что железо остыло, а должно ковать железо, пока оно горячо, то есть пока участие читателей еще живо и сочувственно, пока не развлеклось оно новыми именами, новыми приемами. Рано - потому, что не настала еще пора, когда старое так состарится, что может показаться новым и молодым. По неизменному житейскому порядку и круговращению так бывает во многом: жизнь и история налицо - они засвидетельствуют правду этих слов. Легко может статься, что многое из ныне животрепещущего и господствующего не переживет века и дня...
Входимость: 2. Размер: 29кб.
Часть текста: и удовлетворительное явление. Изящное произведение чужеземной поэзии, произведение одного из первоклассных поэтов Польши, напечатано в Москве, где, может быть, не более десяти читателей в состоянии узнать ему цену; оно вышло из типографии и перешло в область книгопродавцев incognito, без почестей журнальных, без тревоги критической, как знаменитый путешественник, скрывающийся в своем достоинстве от дани любопытности и гласных удовольствий суетности. Батюшков, опровергая мнение Даламбера, что поэт на необитаемом острове перестал бы писать стихи, потому что некому читать и хвалить их, а математик все продолжал бы проводить линии и составлять углы, указывает на Кантемира, который в Париже писал свои бессмертные сатиры. "Париж был сей необитаемый остров для Кантемира",- говорит Батюшков 1 . Москва почти тот же необитаемый остров для польского поэта. Но поэт носит свой мир с собою: мечтами своими населяет он пустыню, и, когда говорить ему не с кем, он говорит сам с собою. Вероятно, вот отчего многие из прозаистов и почитают поэтов безумцами. Они не понимают: что за выгода поэту говорить на ветер, в уповании, что ветер этот куда-нибудь и когда-нибудь занесет звуки их души; что они сольются в свое время с отзывами всего прекрасного и не исчезнут, потому что...
Входимость: 2. Размер: 26кб.
Часть текста: Большая часть философических од Горация также на один напев; его философия заключается в одной господствующей мысли, в одном господствующем чувстве, но переливы их разнообразны, разноцветны, и они-то услаждают читателей многих столетий. Каждый готов согласиться, что разнообразие в творческой способности есть венец дарований поэта; но Протеи, каковы, например, Вольтер во Франции, Гете в Германии, каждый в своем роде и народе, бывают редкими исключениями из общего закона; да еще и у сих универсальных умов, всеобъемлющих гениев, нет ли какой особенной повадки природной, неизбежной, неистребимой? Сама природа, разнообразная в целом, обыкновенно подвержена бывает однообразию в отдельном. Цветок имеет один запах, плод один вкус, красавица одно выражение. Можно даже сказать, что, за исключением редких исключений, чем достоинство превосходнее, чем оно решительнее, тем скорее может быть односторонним, одноличным: посредственности или по крайней мере полусовершенству удобнее быть разнообразным и многоличным. Остановимся на сравнении дарования писателя с красотою женщины. Правильная красавица будет иметь одно главное, постоянное выражение в лице своем; физиономия переменчивая, зыбкая будет принадлежностью пригожества, а не красоты! Прибегнем к другому сравнению: мысль главная, усилие постоянное, так сказать, душа целого бытия встречается только в характерах великих. Ум стремится к разным целям; гений напирает на одну цель. Предложение мое может отзываться несколько парадоксом,...
Входимость: 2. Размер: 90кб.
Часть текста: человек перенес уже важнейшую утрату - утрату всего того, что, так сказать, живого было в жизни. Наследство, оставленное им потомству, плод трудов долгих и безмятежных лет, должны служить утешением в горестной потере. Судьба и люди, едва ли не в первый раз, постоянно благоприятствовали гению в лице Державина - и он, доживши до глубокой старости, простился с жизнию, как с прекрасным вечереющим днем. Зависть не дотрогивалась оскорбительною рукою до поэтических лавров его, и, по крайней мере, в глазах поэта и современников, скрывая свое негодование, казалось, изменила древней вражде ко всему тому, что ознаменовано печатию величия. Пример едва ли не единственный в летописях славы! Но, оплакивая Озерова, мы должны сетовать как о преждевременной смерти, так и о самой жизни его, игралище враждующей судьбы и людей, коих злоба бывает еще изобретательнее и постояннее. Смерть положила предел дням Озерова на 47 году от рождения; но бедствия и зависть, пробужденная рукоплесканиями, уже за несколько лет перед тем поставили преграду успехам его, похитив у отечества надежды, за исполнение которых достаточными поруками были прежние труды Озерова, начавшего новую эпоху в истории трагического нашего театра. Странная и горестная...